Не хочется быть мешающим
Остро чувствую своë существование лишним и обременяющим для людей окружающих меня.
Это не просто какая-то мелочь или лишнее додумывание. Эти люди тоже довольно конкретны в своих словах и действиях.
Матери было 17, когда я родилась, она не хотела рожать меня и собиралась сделать аборт, чтобы не портить себе жизнь так рано.
На моë 13-летие я получила историю о том, как она не хотела рожать меня, и вообще отец хотел сына.
За пару недель до моего 6-летия мой отец ушёл из дома, решив, что двое детей это слишком большая ответственность, и это не то чего он хотел.
Когда мне было 7 моя мать вышла замуж второй раз. У еë мужа было 2 дочери от первого брака, а от новой жены он хотел сына, лишняя дочь в доме была не нужна. С тех пор я воспитывалась у бабушки с дедом. Мой младший брат разумеется подошёл на должное место замещающего сына, пока не родился ещё один мой младший брат. Так меня повесили на человека, который каждый божий день напоминал мне о том, что я в чужом доме ем хлеб, на который не заработала.
Я очень старалась много учиться. Кружки, секции, тренировки, танцы, театральная студия, ансамбль народного танца, школьный совет учащихся, спортивный туризм, игра на деревянных ложках – всë бесплатное, что было доступно в моëм районе за пределами дома. Но существовала проблема – я была новенькой в сельской школе, в которой учились кланами и покалениями. А у меня не было никого. Я снова оказалась за бортом. Точнее в отдельной лодке травли и ненависти. И хорошая учёба не давала тут поблажек. Скорее была дополнительным поводом.
В 18 я поступила в хороший ВУЗ на бюджет. Разумеется в моëм родном городе, откуда у моей матери деньги на жизнь в Москве, куда я тоже прошла на бюджет. В сентябре оказалось, что я зря надеялась на поддержку и в родном городе. Первый семестр я жила на стипендию 1336 рублей. При всëм усердии химичка не поставила хорошо на экзамене в первую сессию, и моя отличная стипендия полетела на последнем экзамене в пропасть.
Ещё через неделю я узнала, что моë общежитие, которое "я тебе уж точно оплачу", оказалось не оплачено. На мне висел долг в 12533 плюс лишение единственного источника к существованию. К февралю меня ждала самая настоящая голодная смерть. А на дворе не 1942, а 2018.
Разумеется я пошла работать. Денег, которые я зарабатывала по вечерам, хватало на дорогу до работы и медленное погашение постоянно растущего долга.
Учеба и работа занимали всë моë время. Я засыпала сидя от усталости прямо в одежде в коридоре общежития. Всë, чего мне хотелось в те месяцы, это спать.
Соседки по общежитию не хотели жить со мной вместе, потому что я не вливалась в тусовку и была недовольна пьяными парнями валяющимися в коридоре в белье. Так как в полном общежитии переселить меня было некуда, они решили выжить меня. Несколько месяцев в посуде, которую я хранила на кухне и которой не пользовалась, разводили плесень от моего имени. Собрали комиссию по выселению. У меня не было сил бороться с этим. Я не могла с этим жить. Комендант общежития лично знал о моей проблеме с соседями, о большом количестве работы и коротких ночовках в общежитии между работой и парами, так как лично помогал с работой.
А я больше не могла бороться. У меня не было сил. Я не могла заставить себя встать и придти на пары. Не могла видеть их и не хотела находиться рядом с ними.
Я поддерживала своë существование почти год и отчислилась. Больше сил жить с этим не было.
Я мешаю и лишняя куда бы ни пришла. Каждому я стала бременем или камнем преткновения. Я даже суицид совершить не могу, потому что у меня нет денег на свои похороны. А повесить это на бабушку с маленькой пенсией это выше моих сил.
Жить потому что не можешь умереть действительно по идиотски.
