Предварительный диагноз: смерть. Финал ч2⁠⁠

Предварительный диагноз: смерть. Часть 1

Предварительный диагноз: смерть. Часть 2

Предварительный диагноз: смерть. Часть 3

Предварительный диагноз: смерть. Часть 4

Предварительный диагноз: смерть. Часть 5

Предварительный диагноз: смерть. Финал. ч1

20

Оказавшись возле потемневшей от времени подвальной двери, я поставил рюкзак на каменный пол, открыл и начал доставать вещи. Два дождевика с перчатками протянул ребятам, а третий надел сам.

– Эт зачем? – удивился Сергей.

– Тебе Борис жаловался, что часто по утрам разбитый просыпается? Словно и не отдохнул?

– Н-ну-у-у-у... вроде чё-то было.

– Тут на стенах что-то вроде невидимых щупалец по всей больнице. Они пьют нашу энергию, пока мы спим. А места укусов потом медсёстры бинтиком завязывают.

Я задрал рукав пижамы, показал ему повязку.

– Тут такие у четверти пациентов точно.. Так что надевай для защиты и капюшон не забудь натянуть.

Через несколько минут моя армия была готова. Смотрелись мы нелепо. Двое в пижамах и тапочках на босу ногу, в прозрачных целлофановых балахонах. И третий, одетый нормально, но в таком же презервативе.

Охотники за привидениями. Блядь.

Следом я извлёк ещё один Калашников, магазин и протянул Артёму.

– Управишься?

Тот молча взял оружие, пристегнул рожок, передёрнул затвор.

– Зря я, что ль, в армии служил?

– Отлично. Так, теперь встаём на верхние ступеньки, отстреливаем замок...

– Погоди! – перебил меня Артём и зашуршал складками дождевика, пытаясь добраться до кармана джинсов.

– Вот, утром на посту у медсестры спёр.

Он протянул мне связку ключей.

– Ну ты даёшь! – я восхищённо покачал головой. – Как ты так умудрился? А если б хватились?

– Так я уехал сразу. Зачем дожидаться?

– Ладно, давай тогда так. Начинай проверять по одному, когда найдёшь нужный, махнёшь рукой. Дверь на себя открывается, дёргай и стой за ней. Там ещё одна тварь на охране сидит. Понял?

Парнишка кивнул.

– Поехали. Времени почти нет.

Пока Сергей перебирал ключи, я прислушивался к звукам сверху. Тихо, но надолго ли? Степаныч стянет сюда всех, кого сможет. Это факт. А что, если их больше? Если на церемонии ночью были далеко не все?

Наш ключник дал знак, я отбросил дурные мысли, приставил автомат к плечу, тихо сказал Артёму:

– Когда стрелять будешь, рот открой, оглохнешь.

Дверь протестующе заскрипела, и в ответ я услышал сдавленное:

– Пиздец... это что?

Паук сидел, как и в прошлый раз, прямо посередине прохода. Только теперь он не спал. Раскачиваясь из стороны в сторону, существо наклонило голову вниз. Глаза на деформированном лице моргнули, а в следующий миг он прыгнул вперёд.

Два калаша ударили почти одновременно. Но нас бы это не спасло, я уверен. Если бы тварь не застряла раздувшимся брюхом в дверном проёме...

Она визжала, пытаясь протиснуться, едва ли не громче, чем грохотало наше оружие. Тянула костлявые тощие руки, как нищенка на рынке, стремясь ухватить хотя бы одного из нас. Пули отрывали ей пальцы, вгрызаясь дальше в бледно-серое жирное туловище. А она всё билась на месте, захлёбываясь в яростном верещании. Только когда Артём снёс ей большую половину головы, вопли прекратились, уступив место булькающим хрипам, и тварь начала грузно оседать.

В ушах звенело так, что ближайшие несколько минут мы общались только жестами. Пинками выпихнули подрагивающее тело паука из дверного проёма, и я подошёл к стене с рисунком дерева. Никакого намёка на кнопку, панель или любой другой секретный механизм, убирающий её в сторону. Хотя на то он и секретный. Ладно, как говорится, что один построил, другой всегда может сломать. Вернулся обратно в коридор, достал две гранаты, показал на них, на стенку и велел всем уйти за угол.

Взрыв гулко ухнул, взметнув в воздух мелкую красную крошку. Часть фасада обвалилась, обнажив кирпичную кладку. Вторая граната завершила начатое, проделав приличную дыру. Я подхватил рюкзак и первый нырнул внутрь. Сергей с Артёмом изумлённо крутили головами, пока мы торопливо шли по коридору мимо жилых комнат. А когда я вывел их в основную пещеру, замерли, не веря своим глазам. Сияющая оранжевая паутина, затянувшая собой весь высокий каменный потолок, была видна невооружённым взглядом. Учитывая того же цвета монумент, стоящий в чаше с зелёной жижей, и две каменные ёмкости, покрытые разноцветным переливающимся одеялом, зрелище было впечатляющее.

Перепрыгивая через ступеньку, сбежал вниз. Остановился возле ванны с братом, пытаясь разглядеть его сквозь радужные сполохи. Бесполезно, только глаза заболели.

Я скинул мешок с плеча, достал Серёгино тряпье. На всякий случай обмотал руку поверх дождевика и начал сбивать сверкающие нити. Жгло даже через одежду. Закусив губу, я остервенело рвал на части упругие цветные жилы. Они отлеплялись от брата с мерзким влажным чавканьем, возмущённо извиваясь в попытках снова прилепиться к источнику пищи.

Откуда во рту медный привкус собственной крови?

То, что я видел, не могло быть правдой.

Всё тело Семёна было исполосовано рубцами и воспалёнными ссадинами от постоянного контакта с корнями этого проклятого дерева. Невероятно похудевший, словно узник концлагеря, он лежал на боку, в одних трусах, немного поджав под себя ноги. Голова покоилась на согнутой в локте руке. Как в детстве. А потом ещё вечно жаловался, что не чувствует её, когда утром возвращался обратно в тело. К горлу подкатил предательский ком.

Нет. Не сейчас.

Нельзя сейчас.

Нельзя.

Я – боль.

– Охренеть, – шёпот Артёма над самым ухом заставил меня вздрогнуть. – Это твой брат?

– Помоги мне его вытащить и займитесь Борисом.

Но помощь оказалась лишней. Семён весил чуть больше взрослого ребёнка. Я медленно опустил его на землю, поправил сбившиеся на лбу волосы. Через несколько секунд он открыл глаза.

– Ну, что, не передумал меня везти в Москву, старший?

Семён говорил чуть слышно, еле шевеля опухшими губами.

– Сказал же тебе, уходи. Упрямый ты сукин сын.

– Наоборот, очень удобно. Ты теперь в ручную кладь можешь поместиться. На билетах сэкономлю.

Отличная шутка. Только голос дрожит, выдавая такие ненужные эмоции. Сука.

Где-то на другом краю галактики слышен отборный мат и оханья Бориса.

Это хорошо.

– Сколько у нас времени? – Семён пытается приподняться на руках, обессиленно падает обратно. Но голос звучит уже громче и твёрже.

– Мало, почти нет.

– Степаныч?

– Бежит сюда с подмогой. Это ерунда, – я поднимаю с пола автомат, – у нас патронов на всех хватит. Их не так уж и много.

– Ошибаешься, у него целая армия спящих.

– Кого?

– Паука помнишь? Тут таких сотни захоронены, уже много веков. Бывшие слуги. Это здание... гораздо старше…

Я вижу, что ему тяжело говорить, он делает глубокий вдох и продолжает:

– Оно было частью города, в котором все поклонялись Древу... Жители соседних поселений собрались вместе и перебили хранителей... таких, как Степаныч. Но уничтожить семя не смогли... поэтому просто запечатали вход. Оставшиеся без энергии последователи забились под землю и впали в спячку...

– И че делать? – у меня за спиной стоит Борис.

Он тоже почти голый, но уже деловито примеряет раскиданные Серёгины вещи.

– Я помогу, надо только немного набраться сил, – брат закрывает глаза. – Я помогу...

Я встаю и оглядываю свою команду. У всех на лице одно и то же выражение. Мрачная, отчаянная решимость. Нам нечего терять. Значит, шанс есть. Артём проверяет, сколько осталось патронов в рожке, лезет в рюкзак, пересчитывает обоймы. Достаёт оставшиеся два ТТ и отдаёт Борису.

– Ещё восемь для калашей и десять пистолетных. Если по пуле на тварь, то....

– Т'ала карс так'ка наул кин та!!!

Протяжный вопль заглушает его последнюю фразу. Мы одновременно поворачиваем головы и видим наверху, возле входа в пещеру, перемотанного бинтами Аркадия Степановича. Только он уже не добродушный рыжий толстячок. Широкий рот раздаётся в стороны, выплёвывая древние слова:

– Наул ки-и-и-и-ин та-аа-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Я вспоминаю смерть уборщицы и понимаю, что сейчас произойдёт. Поднимаю с пола последний дождевик, кидаю Борису.

– Быстро! Надевай!

Оранжевое небо над нами вздрагивает и начинает плотной сетью стремительно опускаться вниз. Хватаю брата на руки, снова кладу его в каменное ложе и забираюсь следом, закрывая его своим телом. Я чувствую на спине тёплую шевелящуюся массу, которая извивается, словно целый выводок пиявок, пытаясь пробиться сквозь мою полиэтиленовую броню. Я стряхиваю их на пол, снимаю упавшие куски с Семёна и отшвыриваю как можно дальше. Все остальные заняты тем же самым. Хуже всего приходится Борису. Он босиком, без перчаток. Одно из щупалец обвивает лодыжку и начинает забираться вверх, под чёрные брюки, которые он едва успел натянуть. Борис стремительно бледнеет, оседает на пол. К нему подскакивает Артём, с размаху бьёт прикладом в пол рядом с ногой и вытягивает тускнеющую нить наружу.

Повезло.

Живой ковёр вокруг нас постепенно гаснет и через несколько минут уже не представляет опасности.

– Ха! Выкусил, ублюдок!

Сергей показывает главврачу средний палец. Ему страшно, как никогда в жизни.

Идущие на смерть приветствуют тебя....

Аркадий Степанович молча исчезает в тёмном проёме, а через мгновение начинается ад.

Существа, словно сошедшие с полотен Босха, начинают выползать оттуда, как из потревоженного муравейника. Семён всё ещё лежит без движения.

Я выпрыгиваю из ванны, припадаю на одно колено, вскидываю автомат. Артём очередью разносит каплевидную голову, несущуюся к нему на тонких хитиновых ногах.

– Стреляй одиночными! Береги патроны!

Я отстреливаю конечности сороконожке с человеческим лицом, оставляю её трепыхаться в луже собственной слизи, переключаюсь на ещё одного паука. Рядом звонко гавкают Токаревы. Борис, широко расставив ноги, стреляет с двух рук, сбивая колченогого ублюдка, ползущего по потолку. Сергей повторяет его стойку, держа пистолет на вытянутых руках. Он целится дольше, зато каждый выстрел находит свою цель. На груди здоровяка с единственной рукой, растущей из живота, расцветают бордовые тюльпаны. Следующая пуля попадает в глаз, и затылок урода взрывается фонтаном крови и костей.

Но чёрт побери, как же их много. Сверху на нас движется настоящая лавина. Ещё трое, нет, пятеро с невероятной скоростью ползут по потолку. Двоих я снимаю короткими очередями, двоих – Артём. А последний...

Последний успевает уйти в затяжной прыжок, я понимаю, куда он летит, но ничего не успеваю сделать. Продолговатое мохнатое тело сносит Серёгу, как кеглю. Пистолет летит в сторону. Они врезаются в постамент, на котором стоит чаша. Тварь обвивает его плотными кольцами. Оглушённый парнишка вскрикивает от боли.

Артём без остановки стреляет в наступающую массу, Борис лихорадочно меняет опустевшие обоймы.

Я вскакиваю с места.

Сейчас, дружище, я всё вижу, не волнуйся.

Прицеливаюсь в плоскую змеиную голову.

Потерпи, буквально ещё секунду.

Жму на курок... и ничего не происходит. Пуля не вылетает с невероятной скоростью, не разносит голову, пачкая кровью серый камень.

У меня кончились патроны...

Я слышу, как он продолжает кричать. Кольца резко сжимаются. Я хочу зажмуриться, но не могу. Потому что он смотрит на меня. Сначала с надеждой, а потом, когда всё понимает, – с такой… виноватой улыбкой… которая тут же сменяется гримасой боли.

Кровь всё-таки есть. Она идёт у мальчишки горлом.

Тяжёлыми комками вываливается изо рта на бурую шерсть монстра.

Бам! Бам! Бам!

Вот теперь голова твари разваливается на несколько частей. Борис подходит ближе и делает ещё один выстрел, контрольный. Долю секунды смотрит на мертвого товарища, что-то тихо выдыхает матом и сразу разворачивается обратно, к наседающей толпе ублюдков.

Бам! Бам! Бам! Бам!

Я кидаюсь к рюкзаку, меняю пустой рожок, бросаю ещё один Артёму.

Я – гнев.

Их уже так много вокруг, что можно даже не целиться. Шаг за шагом мы вынуждены отступать назад. Ещё один падает сверху на Артёма, выбивая из рук оружие. Вместо головы у него один огромный рот. Туда я и посылаю следующие несколько пуль. Осколки зубов летят во все стороны. Артём подхватывает упавший Калашников, добивая скулящее от боли существо.

Мы стреляем почти без остановки. Борис снова перезаряжается.

– У меня шесть обойм осталось! У вас три!

– Значит, ещё поживём! – с задорной злостью кричит в ответ Артём, с бешеной скоростью переводя плюющий смертью ствол из стороны в сторону.

Все пространство вокруг нас наполнено рычанием и яростными визгами вперемешку с дробным стаккато автоматных очередей. На сталевара со стены прыгает что-то небольшое. То ли ребёнок, то ли карлик. Он этого не видит, но Артём чуть поворачивается и сбивает ублюдка прямо в полёте. На него самого несётся высокая тощая фигура, размахивающая серповидными руками. Мои маленькие стальные друзья разрывают ему грудь, опрокидывая навзничь.

Рядом приземляется гориллоподобный урод, я не успеваю среагировать, и он сбивает меня с ног. На секунду я вижу над собой лязгающую клыками челюсть, а затем его голова лопается, как переспелый арбуз. То же самое начинает происходить в окружившей нас толпе монстров. Невидимая коса проходит по их рядам, перемалывая всё на своём пути. Визжащая масса недоуменно откатывается назад, пытаясь понять, что происходит.

А из каменной ванны на них смотрит Семён.

С той самой жуткой, пластиковой улыбкой.

Он спрыгивает вниз, идёт к нам странной деревянной походкой.

Жирный здоровяк с клешнями вместо рук дёргается вперёд и замирает, когда по его телу пробегает сочащийся кровью излом. В следующее мгновение он разваливается на две части, усеивая пол внутренностями.

– Блядь, ну наконец-то! Воскрес наш спаситель!

Борис сплёвывает на залитый кровью пол. Заряжает две новые обоймы.

– Идём на выход?

Семён не реагирует, подходит ко мне и застывает, как сломанная кукла.

– Миш? Идём? – Артём непонимающе смотрит на нашу немую сцену.

Только я знаю, что происходит. Он там, стоит один перед разъярённой толпой, уничтожая любого, кто попробует сунуться к нам. Я даже не представлял, насколько силён мой брат. Губы шевелятся, и он начинает говорить.

– Надолго меня не хватит, старший. Их слишком много, гораздо больше, чем я думал.

– Насколько больше?

– Вся больница забита под завязку. Может быть, пятьсот, тысяча, – кукла безразлично пожимает плечами, – я не знаю.

– Сколько? – судорожно выдыхает Артём.

Брат не обращает на него внимания и продолжает:

– Ты был прав, я всю жизнь отрицал наш дар. Топил его в алкашке, лишь бы не быть... таким. Я не хотел взрослеть. Не хотел нести эту ответственность. Ты был прав. И теперь ты здесь. Из-за меня. Прости. Но я вытащу вас отсюда, я всё придумал. Хотя тебе это не понравится, старший.

Его губы снова растягиваются в улыбке.

– Что? Что ты придумал?

Теперь уже я ничего не понимаю. Но мне действительно не нравятся последние слова. Я трясу его за плечи.

– Что значит НАС? Ты...

Я слышу позади странный льющийся звук и оборачиваюсь.

Зелёная жижа из чаши начинает закручиваться вверх небольшим торнадо, исчезая прямо в воздухе. Осознание происходящего скручивается тугим нервным комком где-то внизу живота..

– Нет! Не вздумай! Мы сможем!

Я кричу и продолжаю трясти бездушную куклу.

– Остановись! Не смей! Мы пробьёмся! Мы...

По всей пещере раздаётся протяжный вздох. Тело Семёна вздрагивает и начинает меняться. Оно словно бурлит изнутри, раздаваясь в стороны, становится выше, шире, обрастает мышцами и новыми конечностями. Кожа по бокам с треском лопается. Из спины вылезают два длинных костяных жала, блестящих от крови. Лицо рвётся, раздаваясь в стороны. Челюсти деформируются, превращаются в распахнутый зев, готовый перемолоть всё что угодно. Руки тянутся вниз, пальцы срастаются, принимая форму узких лезвий.

Новорождённый Франкенштейн разворачивается и топает в сторону беснующейся толпы уродов. С каждым шагом монстр становится всё больше и больше.

Это уже не мой младший брат.

Это настоящая машина смерти.

Его облепляет сразу десяток противников, которых он лениво рвёт на части. Стены пещеры сотрясает мощный рёв. Он похож на обезумевший комбайн, шинкующий в труху всех, кто попадается ему на пути. Кровавые ручейки сбегают вниз, принося к нашим ногам куски растерзанной плоти. Скоро тут будет целое озеро.

Борис отрывается от чудовищного зрелища, достаёт из рюкзака оставшийся рожок с патронами и чёрную коробочку обычного мобильного телефона. Магазин забирает Артём, телефон остается мне. Я убираю его в карман заляпанного чужой кровью дождевика.

«Не сердись, старший. Так было нужно».

Внезапный голос эхом отдаётся в голове и заставляет меня вздрогнуть.

«Идите, он выведет вас наружу».

«А ты?»

«Я должен остаться и закончить».

– Это нечестно! Кому? Кому ты что должен?!

Мужики переглядываются, и я понимаю, что кричу вслух.

«Себе, братишка. И всем, кого сожрал наш доктор, пока я читал книжки в его библиотеке. Семя необходимо уничтожить, иначе рано или поздно придёт новый Аркадий Степанович, и всё повторится. Ты сам это понимаешь».

Да. Я понимаю. Но от этого не легче.

«И что потом?»

«Потом? Все, в ком есть его магия, умрут. Может быть, не сразу, талисманы прослужат ещё какое-то время. Но недолго».

Артём подходит ко мне, осторожно берёт за руку и ведет за собой, как ребёнка. Монстр почти закончил с теми, кто был в пещере, и направлялся в сторону выхода.

Я повторяю свой вопрос.

«А ты? Что будет с тобой?»

«Не знаю. Да это и не важно. Я подумал... А что если мы вообще для этого родились?»

«Иди к чёрту! Я не хочу снова тебя хоронить!»

«Тебе и не придётся».

Я почти ничего не вижу перед собой. Вокруг опускается странная пелена. Я останавливаюсь, вырываю руку.

Снимаю перчатку, протираю глаза и смотрю на мокрую от слёз ладонь.

– Я не хочу снова тебя хоронить!

Слова взлетают в тёмные своды потолка и тихо гаснут, как умирающие звёзды.

«Прости, старший. Прощай».

Я – пустота.

Мы идём по залитому кровью коридору. Обходим расплющенное тело паука и выходим на лестницу. Наверху слышны звуки бойни. Наш монстр ждёт на первом этаже, кромсая бесконечные толпы тварей. Артём меняет магазин, и мы бежим к выходу, расстреливая тянущиеся к нам лапы, зубы, когти, щупальца...

Широкая спина ангела-хранителя заслоняет собой двери, мы выскальзываем наружу и падаем в колючий холодный снег. На улице уже темно. Артём облегчённо смеётся, зачерпывает полную ладонь белых кристаллов воды и растирает по лицу.

Выбрались.

Но мясорубка внутри продолжается. Неистовый рёв Франкенштейна заставляет ныть барабанные перепонки. Решётки на окнах первого этажа ещё держатся, но долго они не простоят. И тогда обезумевшая орда захлестнёт нас кровожадным потоком злобы и ненависти. Нужно убираться отсюда.

Земля под нами вздрагивает. Новый толчок срывает с кровли кусок наледи. Угол здания внезапно резко проседает вниз. По стене протягивается жирная кривая трещина. Чуть дальше – ещё одна. Нас обдаёт шрапнелью из мелкой каменной крошки. Мы бросаемся в сторону, как можно дальше от агонии каменного Левиафана.

Вопли запертых внутри ублюдков обрываются, и на целую секунду воцаряется абсолютная тишина.

Откуда-то из-под земли раздаётся протяжный стон. Кажется, что вокруг больницы начинает колебаться сам воздух. Крыша проваливается, обнажая голые кости балок и перекладин.

Стон переходит в тягучий и невыносимый гул, который разряжается в пространство мощным «Х-Х-ХЭ-Э-Э-Э-Э-Э-ЭТ-Т-Т-Х-Х-Х-Х-Х». Прожигая низкое свинцовое небо, вздымается огромный столп света, охватывая всё здание призрачным оранжевым огнём. Чёрные стены валятся внутрь. Вся правая часть пансионата уходит под землю, разваливаясь на части, как гнилой зуб. Ещё один сильный толчок подбрасывает нас вверх и довершает разрушение.

Несколько минут я сижу на холодной земле и просто смотрю на заваленный каменными останками котлован. Там остался мой непутёвый брат, совсем ещё молодой Серёга, строгая, но улыбчивая медсестра… кажется, Марина...

Сопутствующий ущерб.

Я достаю из кармана телефон, делаю один звонок. Примерно через час нас встретят на трассе недалеко отсюда. Артём помогает встать Борису, затем оба поднимают меня. Окровавленные дождевики летят в снег. Сталевар морщится и переминается с ноги на ногу.

– Мужики, мне б приодеть чего, хотя бы ботинки, а то я так дуба дам, пока доберёмся.

На нём только лёгкие брюки и чёрная майка, которая явно ему мала. Да и нам с Артёмом в больничных пижамах тоже не особо тепло. Жилые корпуса для персонала стоят нетронутыми, поэтому мы идём туда. Только сейчас я замечаю, что окружающая нас территория изрыта норами. Комья земли на снегу, как хлебные крошки, указывают места, где обитали спящие. Судя по всему, везде.

По дороге Борис проверяет пистолеты, один выбрасывает, второй засовывает за пояс брюк. Артём делает то же самое и скидывает бесполезный автомат в снег. У меня примерно ещё четверть рожка. Пусть будет.

Мы доходим до первого домика, выкрашенного в кирпично-красный цвет. Борис первым взбегает по ступенькам крыльца, распахивает дверь и замирает. Я иду немного дальше и не сразу понимаю, что происходит. Вижу только, что фигура сталевара застыла в проёме. Слышу подряд несколько выстрелов, а затем он странно дёргается, и его голова начинает биться о дверной косяк.

Раз, другой, третий...

Хруст проломленного черепа, и он мешком оседает на дощатый пол.

Аркадий Степанович прижимает к себе какие-то бутылки, делает шаг, выходя на крыльцо.

Я передёргиваю затвор, вскидываю автомат.

Бывший главврач видит меня, разевает треугольную пасть и визжит.

На этот раз я стреляю ему прямо в рот. Один шаг – один выстрел.

БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!

Его откидывает назад, внутрь домика.

БАМ! БАМ! БАМ!

Я подхожу к извивающемуся телу и продолжаю в упор всаживать пулю за пулей. Когда патроны заканчиваются, я начинаю бить прикладом.

Влажный хруст костей играет мне лучшую в мире музыку.

Я – пустота.

Я – ненависть.

Я – боль.

21

На дворе стоит хороший тёплый июньский вечер. Прошло уже почти полгода, но я всё ещё просыпаюсь среди ночи от собственного крика. Хотя уже реже, и это радует.

Артёма я забрал с собой, в Москву. Устроил на работу в наше агентство. Ему нравится. Он иногда заезжает ко мне на выходных. Собираем удочки и едем на рыбалку или просто на природу.

Шашлычок, пивко, пляж – всё, как у людей. Прогулки в тонком мире я свёл почти к минимуму.

Он в шутку называет меня Деда Лёша. Потому что теперь я полностью седой. Но я не жалуюсь, девушки в восторге...

Необычно.

Какое-то время мы следили за полыхающими заголовками челябинских газет о взрыве газа в пригородном пансионате.

Жертвы. Халатность. На особом контроле у Следственного Комитета.

Не хотел бы я быть следователем этого дела.

Чуть позже появились новости о самоубийствах двух высокопоставленных чиновников местной администрации.

Разные статьи. Разные газеты. Одна цепочка. Надеюсь, они были последними.

Мы почти не говорим о произошедшем, незачем.

Прошлому лучше оставаться в прошлом.

Что удивительно, я начал писать. Конечно, страшные истории, а как иначе? Сначала коротенькие, публиковал их там-сям по интернету. Людям нравится, говорят, у меня талант. Не знаю, наверное.

Недавно совершенно неожиданно со мной связалось одно крупное издательство. Предложили написать книгу. Я согласился.

Артём против, но я заверил его, что изменю все имена и место событий. Да и вообще, кто будет искать факты в бульварном чтиве?

Битый час я просидел перед экраном текстового редактора, не зная, с чего начать. В итоге плюнул и пошёл на кухню заварить себе сладкий чай.

Я возвращаюсь, сажусь за стол, дую на кипяток и снова смотрю на экран. Тут же вскакиваю, ошпариваю себе руку, чертыхаюсь, и кружка летит на пол.

На белом поле мерцает всего одна фраза:

«ПРИВЕТ, СТАРШИЙ ))))»